Самое ужасное чувство в мире – чувство страха. Липкий, ледяной дрожь ужаса и старого кошмара, что мерзко касается затылка и позвоночника, делает ватными ноги, превращает стук сердца в гром военных барабанов.
Страх перед темными улицами – страшен. Страх перед реальным, одним человеком – ужасен вдвойне.
Этот страх приходится испытывать множество раз. Каждый раз, когда я вижу этого человека, мне хочется закричать, убежать, спрятаться; или же наоборот, рискнуть превратить страх в еще тлеющую ненависть и броситься на человека, вминая в ненавистное, ужасное лицо кулаки, впиваясь в глаза пальцами. По самые костяшки. Выцарапать голубые радужки с точками-иглами жестоких черных зрачков, так, чтобы пальцы прошли вглубь головы.
Но я лишь сжимаю ремень сумки до боли в суставах и опускаю голову. Небрежный, равнодушный взгляд я чувствую всей кожей. Человеку, я знаю, уже давно нет дела до меня. Для него все то, что было – ушло.
Но мне все равно кажется, что стоит мне расслабиться, как я снова услышу этот жестокий, издевательский смех, что снова грязная подошва кроссовки оставит на спине след, что снова повторится тот непередаваемый кошмар, тот ужас, который поймет только тот, кто когда-то был жертвой этой чертовой детской жестокости и злобы, не знающей границ и слова «хватит». Это то, что заставляло прежнего тебя врать, лишь бы не ходить в школу, мечтать стать невидимкой, лишь бы он и его друзья не замечали тебя, бить в ответ и жалеть об этом, потому что когда ты не отвечаешь – тебя оставляют, но стоит тебе дать сдачи, как интерес и желание причинить тебе еще больше боли становится сильнее. Это то, что заставляет ныть и дергаться все еще отличающуюся по цвету от другой кисть руки, что на миг снова ощущает боль от кипящей воды.
Ни к кому в мире я не испытываю такого чувства животного страха пополам с ненавистью. И мне иногда кажется, что если бы мне выпала возможность убить без угрозы наказания – я бы не упустила эту возможность. Смешно сказать – но исключительно для этого человека в моей голове придумано множество вариантов убийства. Мне хочется сжечь его на костре, переехать колесами, туда-сюда, до тех пор, пока все его тело не превратится в сплющенное месиво из костей, крови и раздавленных внутренностей; мне хочется залить ему в глаза и глотку кислоту; мне хочется разодрать его, превратить в ничто, в пустое место, чтобы больше никогда не видеть, не слышать, не вспоминать. А еще мне хочется раздробить ему кости, вывернуть суставы, каждый суставчик, сломать позвоночник, и превратить его в живой труп, который уже никогда не шевельнется, и чья жизнь сведется к постоянным страданиям и мучениям, где каждый день – это осознание того, что лишь глазами ты и можешь шевелить. И так из года в год.
Я никогда не забываю тех, кто причинил мне боль. Я не умею прощать людей, которые находят в причинении боли тем, кто слабее, удовольствие. Я все еще помню, и я все еще боюсь.
И я лишь надеюсь, что конкретно этот человек в своей жизни будет страдать. Потому что в мире должна быть справедливость. Хоть где-то.